- У меня не было и нет никакого впечатления. Возможно. Я не знаю, что он может подумать.
- Хотя прожили с ним почти полтора года?
- Да.
- Но, как бы то ни было, вы опять категорически отказались вернуться?
- Да, я уже говорила.
- Считаете ли вы, что он действительно желал вашего возвращения, когда просил вас об этом?
- В ту минуту - да.
- Виделись вы с ним еще до его отъезда?
- Да, одну-две минуты, но не наедине.
- В чьем присутствии?
- Моего отца.
- И он опять просил вас вернуться?
- Да.
- И вы отказались?
- Да.
- После этого ваш муж, перед отъездом из Лондона, прислал вам записку и снова предложил уехать с ним?
- Да.
- И вы не согласились?
- Нет.
- А теперь разрешите напомнить вам число, гм... третье января (Динни облегченно вздохнула), то есть день, проведенный вами от пяти часов пополудни и почти до полуночи с соответчиком. Вы не отрицаете этого?
- Нет, не отрицаю.
- И никаких любовных эпизодов?
- Только один. Он не видел меня около трех недель, и когда он пришел в пять часов пить чай, то поцеловал меня в щеку.
- Ах, опять в щеку? Только в щеку?
- Да, к сожалению.
- Вероятно, об этом сожалел и он.
- Допускаю.
- И после такой разлуки вы провели первые полчаса за чаепитием?
- Да.
- Ваша квартира находится, кажется, в бывшей конюшне, одна комната внизу, затем лестница и комната наверху, где вы спите?
- Да.
- И ванная? Вы же, наверно, не только пили чай, но и беседовали?
- Да.
- Где?
- В нижней комнате.
- И затем вы, беседуя, пошли вместе в Темпл, потом в кино и обедать в ресторан, где продолжали беседовать, потом взяли такси и, беседуя, поехали к вам на квартиру?
- Совершенно правильно.
- А потом, проведя с ним около шести часов, вы решили, что вам еще многое нужно сказать друг другу, так что понадобилось пригласить его к себе, и он пошел?
- Да.
- Ведь это было уже в двенадцатом часу?
- Я думаю, в начале двенадцатого.
- И сколько же времени он на этот раз у вас пробыл?
- Около получаса.
- Никаких эпизодов?
- Никаких.
- Рюмка вина, одна-две сигареты, еще немного поболтали, и все?
- Вот именно.
- О чем же вы столько часов беседовали с этим молодым человеком, пользовавшимся привилегией целовать вас в щеку?
- Ну о чем люди обычно разговаривают?
- Вот я вас и спрашиваю.
- Говорили обо всем и ни о чем.
- Поточнее, пожалуйста.
- О лошадях, фильмах, театре, о моих родных, о его родных... право, уж не помню.
- И старательно избегали любовных тем?
- Да.
- Строго платонические отношения с начала и до конца?
- Да.
- И вы хотите, леди Корвен, уверить нас в том, что этот молодой человек, который, по вашему же признанию, в вас влюблен и не видел вас перед тем почти три недели, ни разу не поддался своим чувствам?
- Кажется, он раз или два сказал мне, что любит меня. Но все время был неуклонно верен своему обещанию.
- Какому обещанию?
- Не добиваться моей любви. Любить человека - не преступление, это только несчастье.
- Вы говорите очень прочувствованно... по собственному опыту?
Клер не ответила.
- И вы серьезно утверждаете, что вы в этого молодого человека не были влюблены и не влюблены теперь?
- Я его очень люблю, но не в вашем смысле.
В Динни вдруг вспыхнуло горячее сочувствие к юноше, который должен был все это выслушивать. Ее щеки вспыхнули, голубые глаза остановились на лице судьи. Судья только что кончил записывать ответ Клер и вдруг зевнул. Это был зевок старика, и такой долгий, что, казалось, он никогда не кончится. Ее настроение вдруг изменилось, в ней проснулась жалость: судья ведь тоже вынужден изо дня в день выслушивать бесконечные попытки людей очернить друг друга и должен сводить эти попытки на нет.
- Вы слышали показание сыщика относительно того, что после вашего возвращения с соответчиком из ресторана в верхней комнате вашей квартиры горел свет? Что вы на это скажете?
- Да, горел. Мы там сидели,
- Почему там, а не внизу?
- Там гораздо теплее и уютнее.
- Это ваша спальня?
- Нет, гостиная. У меня нет спальни. Я сплю на кушетке.
- Понятно. И тут вы пробыли с соответчиком от начала двенадцатого почти до двенадцати?
- Да.
- И вы считаете, что в этом нет ничего дурного?
- Ничего. Но думаю, что это было крайне неосмотрительно.
- Вы хотите сказать, что не поступили бы так, зная, что за вами следят?
- Конечно.
- Почему вы сняли именно эту квартиру?
- Из-за дешевизны.
- Не правда ли, как это неудобно - не иметь ни спальни, ни помещения для прислуги, ни швейцара?
- Это роскошь, за которую надо платить.
- Значит, вы не потому сняли эту квартиру, что у вас там не могло быть свидетелей?
- Нет, у меня едва хватает средств на жизнь, а квартира эта очень дешевая.
- И когда вы ее снимали, мысль о соответчике не приходила вам в голову?
- Нет, не приходила.
- Даже отдаленно?
- Милорд, я уже ответила.
- Я полагаю, она уже ответила, мистер Броу.
- После этого вы виделись с соответчиком постоянно?
- Нет, изредка. Он жил за городом.
- Понятно... и приезжал навещать вас?
- Когда он приезжал в город - раза два в неделю, - мы всегда виделись.
- А когда вы бывали вместе, что вы делали?
- Ходили на выставки, в кино, один раз были в театре, обычно вместе ужинали.
- Вы знали, что за вами следят?
- Нет.
- Он бывал у вас на квартире?
- Не был до третьего февраля.
- Да, это тот день, о котором я главным образом и собираюсь вас спрашивать.
- Я так и думала.
- Так и думали? Этот день и эта ночь навсегда остались у вас в памяти?
- Я очень хорошо их помню.